663200, Красноярский край, Туруханский район, город Игарка, 2-й мкр, д. 5
Наш адрес
+7 (39172) 22995
+79135872507
Контактный номер
+79135872507
Контактный номер
Публикации
24.11.2023
НЕИЗВЕСТНОЕ ОБ ИЗВЕСТНОЙ ПОВЕСТИ
Игарчанам проза Астафьева особенно близка. В ней мы чувствуем не просто руку мастера, но и стержень близкого нам по духу человека. Он стремится познать, почему человек так слаб, все меньше «сеет добро», не протягивает руку обездоленным... И более всего привлекает, конечно, та часть астафьевского наследия, которая связана с Игаркой.
В числе произведений, с которыми школьники знакомятся в рамках учебной программы, этого произведения нет. «Кража» Виктора Петровича Астафьева написана в 60-е годы прошлого века. Это драматическое повествование, которое, несмотря на несложный сюжет, содержит множество психологических эпизодов, раскрывающих горечь положения детей лишенцев, «чуждых» элементов, воспитываемых, кстати, в детдоме тоже бывшими «врагами» народа.
Действие повести происходит в 1939 году. Город Краесветск в заполярном сибирском отдалении совсем еще молодой, он построен благодаря прибывающим каждый год новым партиям спецпереселенцев. Много трудностей выпало на их долю, главная из них состояла в том, что уже в первую зиму «в скородельных каркасных бараках зимою начали проваливаться в тартарары печи, «отдавала» мерзлота». Но для самих жильцов бараков сложным было привыкнуть к другому – постоянному холоду и голоду. Им пришлось познать суровые морозы, цингу, но кроме всего прочего терпеть унижения, все, кто прибыл сюда по приговору, а не добровольно, не имел паспортов и должен был отмечаться в комендатуре.
Конечно, Виктор Петрович осторожно писал в повести о причинах высылки и массового истребления людей. Вот и образ «хозяина города», председателя исполкома горсовета Ступинского, который прежде был комендантом, выписан очень уважительно, ведь глава печется и о взрослых, и о детях, всем готов помочь, дать приют, для него «в населении нет разделения». Трудно представить себе подобных вожаков в суровое время, когда чистки рядов от вредных элементов проходили регулярно. Только в 90-е годы Астафьев смог рассказать историю высылки собственной семьи, поделился воспоминаниями о том, что вместе с друзьями-детдомовцами находил гильзы в Медвежьем Логе и слышал о том, что здесь расстреливали людей. В 1999 году Виктор Петрович рассказывал мне, что его друг Женька Шорников, карманник отъявленный, эдакий «ангелочек с голубыми глазками» лишился родителей в Игарке, они оба были «благородные», Женька был уверен, что их расстреляли в Медвежьем Логе. Виктор Петрович восполняет в повести недосказанное напрямую многими косвенными деталями, образами. Директор детдома Валериан Иванович Репнин, кавказец Ибрагимка, тетя Уля – чужие, но очень близкие Толе, главному герою повести, своей несчастной судьбой люди, помогающие ему в трудные минуты, пострадали от репрессий. Их судьбы искалечены установленной политической системой очистки общества от неблагонадежных. Город был застроен не жилыми домами, а бараками. В черте города, слывшего форпостом социализма на далеком Севере, можно было увидеть даже заключенных. Детдомовцы отправляются заготавливать дрова и знакомятся сначала со стрелками, а потом с их разрешения – с заключенными, которых они охраняют.
Игарчанам нетрудно узнать во всех описаниях свой город, его строили, в основном, раскулаченные крестьяне и те, кто был объявлен враждебно настроенными. Приезжали они сюда, как и семья главного героя Толи Мазова – на барже, которую тянул на север пароход. Та же участь постигла и Астафьевых, вся семья, даже прадед, которому было за сто лет, была сослана в Игарку. Дед Павел Яковлевич Астафьев был заядлым рыбаком, часто брал с собой на Енисей Виктора. Именно он научил внука многим рыболовным хитростям. Но сам же пострадал от большой привязанности к Енисею – в 1939 году дед Павел утонул. В музее хранится справка из ЗАГСа, которую Виктор Петрович передал вместе с фотографиями деда и бабушки Марии Егоровны Астафьевой (бабушка из Сисима, как называл её сам Виктор Петрович). В Игарке ей тоже пришлось нелегко – она нанималась домработницей, и ей едва удавалось сводить концы с концами. Она всегда помогала Виктору, но не всегда у неё были возможности для этого. Избавить же внука от скитаний ни она, ни дед Павел были не в силах.
У Толи в отличие от самого Виктора Астафьева отец не приехал с семьей, тетка Евдокия всех воспитывала, но и она умерла, замерзла в сугробе, а прадед умер от цинги. Толя остался совсем один. У Виктора была все же возможность навещать бабушку Марию Егоровну, которая добывала себе кусок хлеба в домработницах, да и горе-отец, постоянно скитавшийся по станкам, нет-нет да и объявлялся, хотя Виктор Петрович рассказывал, что «денег за содержание в детдоме папашка не платил», хотя и должен был. Но доля выпала Виктору не слаще, чем Толе Мазову.
Поселили Мазовых в сушилке кирпичного завода, что расположился за Медвежьим Логом. Известный факт – в Игарке лесопильно-перевалочный комбинат, который занимался выпуском и отправкой за границу лесной пилопродукции, наладил выпуск собственного кирпича. Глины в Игарке предостаточно, на склоне Медвежьего Лога ее особенно удобно добывать, рядом – мост, дорога. Со временем, правда, местный кирпич себя не оправдал, оказался не очень прочным, а затраты на его изготовление слишком были высокими.
Жизнь в детдоме протекает по своим, жестоким законам. Воспитанники живут воровством, злобными выпадками ко всем, кто встречается на пути, отношения регулируются драками как внутри приюта, так и в городе, где есть свои шайки, конфликтующие постоянно с детдомовскими. Как рассказывал мне Виктор Петрович в 1999 году, придумывать ему ничего не пришлось. Драки были пугающими своей недетской злобливостью. Однажды детдомовцы, обороняясь, швыряли в городских горячими кирпичами, которые выбивались прямо из печки. Практически все воспитанники пережили собственное горе, смерть родных, рано познали, что такое голод, насилие, унижения, болезни. Выжить в такой обстановке было очень трудно. Повесть неслучайно начинается со смерти одного из воспитанников – Гошки Воробьева. Сколько горя может нести на своих плечах ребенок, чтобы не свалиться, чтобы выжить? Этот вопрос задаешь себе всякий раз, когда знакомишься с судьбами тех, кто попал в детдом. Паралитика, избитого за украденную краюшку хлеба так, что отнялась левая рука и нога, осиротевшую Зину Кондакову, которую привезли из чума националов запуганную и заплаканную, искривленного припадочной судорогой Малышка, у которого на глазах отец зарубил мать, и несчастного сироту Гошку Воробьева, которого после избиения уже никто не мог вылечить.
Но при всей жестокости нравов Толя Мазов и многие его друзья остро чувствуют потребность в других отношениях, тягу к новой, счастливой жизни, к ощущению тепла и доброты. Сочувствие к своим «друзьям по несчастью», желание помочь им в беде, наконец, сопереживание детям кассирши, которую детдомовцы обворовали, присутствуют в повести и становятся доминирующими. Как говорил в таких случаях Виктор Петрович, «корень добра» пророс. И главную роль в этом сыграл Валериан Иванович Репнин, директор детдома. В пору воспитания Виктора Астафьева в детдоме с 1938-1941 гг. это был Василий Иванович Соколов, воспитатель. Образ Репнина полностью воссоздает любимого наставника, которому природой были даны доброта, способность к состраданию, непоказная интеллигентность. Это бывший белогвардейский офицер, из числа порядочных и дисциплинированных, которому в свое время Колчак доверил сопровождать эшелон с особо ценными документами, в советской стране оказался без занятия, болтался по Сибири, даже работал в театре. Попал на крючок НКВД за неосторожные высказывания о власти, был осужден за дерзкое отношение к представителям органов внутренних дел, так и попал на Север. В Игарке работал на бирже пиломатериалов, но вскоре стал болеть, ему предложили перейти работать кладовщиком в детдом. Василий Иванович согласился. Вскоре дал согласие работать воспитателем, женщины с этим не справлялись. В архиве гороно сохранились приказы, по которым видно, что в детдоме царил беспорядок, антисанитария, туда попадали случайные люди, которым была безразлична судьба сирот или же не удавалось находить общий язык с детьми. Однажды в Красноярске мне довелось найти Екатерину Васильевну Степанову, она была известна в Игарке как пионерская активистка. Школьники 30-х годов уважали ее. Ставшие уже взрослыми авторы книги «Мы из Игарки» З.М. Метельская, П.И. Поэтов рассказывали мне в 1988 году, что именно она предложила ребятам написать детскую книжку. Екатерина Васильевна трепетно хранила книгу, которую подписал ей как-то на встрече Виктор Петрович. На мой вопрос, как она стала директором детдома и почему так мало там работала, ответила честно: «В школе с детьми легче общаться, а в детдоме надо иметь характер, уметь находить общий язык с ребятами, видимо, у меня это не получилось».
Книга содержит множество описаний, которые так близки игарчанам. Ледоход и прибытие первого речного судна для города и сейчас остается самыми яркими событиями года. «Кишмя кишит протока!» - эти слова особенно теплы нашему сердцу. Конечно, время меняет многие детали, но как много милого нам в этом настроении – томительное ожидание и взрыв радости от того, что теплоход пришел! Правда, духового оркестра при этом не слышим, радость скупая, раньше это была «стихия», нынче почти рядовое событие. Другое описание более драматично, но все же очень точно: «Хриплый человеческий вскрик напоминает заполярное кладбище». Места его размещения менялись, но внешний облик остается одинаков, здесь и впрямь, как пишет Виктор Петрович, «бугорки могил просели, обнажая, желтую, как мыло, мерзлоту», кресты и пирамидки стоят, отшатнувшись назад», «в просевших могилах вода и почерневший от нее багульник да спутанные нити тощих корней».
Знакомы нам и другие игарские детали: Медвежий и Волчий Лог, улицы Смидовича, Шмидта, остров «Полярный», где женщина-агроном из Ленинграда орден за картошку получила (Мария Хренникова и впрямь получила награду за выращенную картошку и овощи), театр, созданный «аргонавтом искусства» из Москвы (В.Н. Пашенной, выступавшей сначала на гастролях в Заполярье, а затем основавшей в Игарке первый Заполярный театр). А как точны описания природы в наших краях: «Болота, мари, озера, багульник, карликовые березки, стелющийся ивняк, голубичник, пушица, огнистая морошка и целые пустоши, захлестнутые травой-кровохлебкой. Кровохлебка эта, с шишечками, похожими на пересохшие капли бычьей крови, пятнает низины ...». Первые «ветреницы» Толя Мазов собирает девчонкам на проталинке, всюду еще снег и холод, а есть такие места, где солнце прогревает землю и первые цветы выскакивают мгновенно. Даже облик солнца в описаниях Виктора Петровича имеет неповторимый северный образ – «яичный желток». Только на Севере это светило, спрятанное от людей всю зиму, может насыщаться красками до такой концентрации, что этому не перестаешь удивляться.
Но многие описания в «Краже» стали для нас совсем неузнаваемыми, поскольку растворились во времени, ушли из нашей жизни. Например, как сделать нарты. Астафьев уделяет этому целую страницу, без нарт жить было невозможно. Или повествование о том, что всюду зимой и весной воду от детей прятали, всюду стоял отвар хвои в баках, так боролись с цингой, страшной болезнью, которая косила всех. Мы не знаем, что такое турнепс, как садятся на воду самолеты в гидропорту, как здорово наблюдать отгрузку лесоэкспорта на иностранные суда. Нас удивляют словосочетания «крысиный мех», «крысиные воротники». И кажутся дикими рассказы о том, что «весной детдомовцы вылавливали водяных крыс, парни лупят их, оснимывают, а девки с крепкой кишкой, обезжиривают, обрабатывают и сортируют шкурки». Но удивляться, оказывается нечему – ондатра была запущена в реки и озера специально для разведения и прижилась так, что живет и поныне. А водяной крысой ее называли в народе, да впрочем, и магазин пушнины по улице Смидовича назвали нехитро - «Крыса».
Один из самых ярких эпизодов, относящийся к автобиографичным, - посещение главным героем кинотеатра. Виктор Астафьев попал туда случайно, нашел рубль и прошмыгнул незамеченным. Детдомовец Толя Мазов пережил куда более сложные коллизии, прежде чем попал на желанный сеанс. Сначала муки совести за то, что потратил рубль, данный ему Ибрагимом для детей женщины, которую детдомовцы обворовали, потом унижения кассирши кинотеатра, которая в своей грубости превзошла самых отъявленных беспредельщиков. Выручает главного героя артист театра, который призывает кассиршу пожалеть мальца и сделать его счастливым. Нет радости предела – Толя смотрит фильм, в котором «и зло исчезло из мира, и горя нет, и смотрит на него мир усталыми, все понимающими глазами умного и сердечного человека». Музыкант ослепил в людях зло, зависть, а высветил ... «самое доброе, самое лучшее, что есть или было в каждом человеке!» Главный герой впервые видит роскошь, радость, добрых королей, слышит необыкновенно чудную музыку». Он плачет вместе со многими зрителями. Но он плачет о своем. Конечно, ему жалко было певицу, музыканта. «Но еще больше жалко было Гошку Воробьева, Зину Кондакову, Малышка жаль, даже Паралитика жаль, изувеченного на всю жизнь, и Аркашку с Наташкой...».
В 1999 году у завалинки родного детдома Виктор Петрович рассказывал мне о том, каким сильным было влияние на него фильма «Большой вальс», который вызвал бурю недетских чувств и горьких слез. Он с упоением читал строки, которые не забылись с просмотра фильма в далеком детстве:
О прошлом тоскуя,
Ты вспомни о нашей весне:
- О, как вас люблю я!
В то утро сказали вы мне!
«Да, большой ошибкой партии было показывать нам такие фильмы», - говорит Виктор Петрович. – Мы же думали, что наша жизнь хороша, что мы лучше всех живем, счастливо. Что буржуи, короли – сволочи. И вдруг – и короли не сволочи, и герцог – не сволочь. И музыка чудная. И жизнь прекрасная». Фильм шел с титрами, это было откровение, которое вошло в жизнь навсегда: «Я плакал. Так жалко стало всех. Мы так устали от матов, от пайки, от бараков, от этой жизни...».
На рост «корня добра» в Толе Мазове, как и в самом Викторе Астафьеве, огромное влияние оказало знакомство с книгами. Репнин записал на свой формуляр в библиотеке Севморпути своего воспитанника и под залог в 10 рублей брал для него книги. Толя читал много и разное – классику, приключенческую литературу и даже очень «взрослую». Он часто спорит с Валерианом Ивановичем, не стесняется высказывать собственное мнение о прочитанном. Взрослость, начитанность в Толе видят его сверстники, это заставляет их уважать и даже бояться Мазова. Страсть к чтению была присуща самому Астафьеву, об этом он рассказывал довольно часто. Известно, например, что в школе он читал, пряча книгу в парте, помогала щель, которая появлялась при движении нижней крышки.
Очень важными для самого Астафьева были слова, сказанные его воспитателем Соколовым в детдоме: «Прежде чем пообещать – подумай. А пообещав – сделай обязательно». Постепенно это стало его главным принципом в жизни. Виктор Петрович даже шутил по этому поводу – многие знали, что он держит слово, поэтому пытались любой ценой вытянуть из него обещание. Анатолий Мазов ловит своего наставника Репнина на том, что и взрослые дают обещания, не подумав до конца. А их выполнение потом приводит к тяжелым разочарованиям. Взрослеющему на глазах подростку Валериан Ивановича говорит: «Жизнь наступает с той поры, когда человек начинает задумываться над поступками и отвечать за них». Как ни старались взрослые, но оградить детей от жестокости, «подозрений и напастей» было невозможно. Ступинский советует Репнину оберегать подростков от влияния извне. Но как это сделать? Круглое лето они снуют по морпричалам, забираются в «Десятую деревню», где царит особый порядок, установленный ворами и жуликами. А воспитанием детдомовцев и заниматься, по сути, некому. Вот и доверяют случайным людям или «недорезанным буржуям». К последней категории относили и бывшего белогвардейского офицера Репнина. Правда, на поверку вышло, что дети доверились только этому человеку, они оценили его строгость, справедливость и доброе отношение. Ведь только он понимал, что жалость бывает губительной, как и неосторожность в словах, а равнодушие уничтожает последнюю веру и вытаптывает в душе ребенка «полянку», на которой потом ничего не взрастишь. Доброта и сострадание Репнина дали свои результаты: Толя Мазов готов вступить в самостоятельную жизнь, он поверил в себя, сломал в себе чувство «самоуничижения, бросовости, сорности», он «погрубел и понежнел» одновременно. В 17 лет сам Астафьев принимает для себя важное решение – начинать трудовую жизнь. Он работает коногоном, вывозит отходы лесопиления, зарабатывает себе деньги и последним пароходом покидает Игарку, чтобы поступить в училище, получить образование. И в том, что подросток добился самостоятельности, главную роль сыграл его наставник. До конца жизни Виктор Петрович сохранил нежные чувства по отношению к Василию Ивановичу Соколову, справедливо считая, что именно от него «пророс и укрепился во мне корень добра: засушить его или повредить – значит изменить чему-то святому, подвести человека, чья жизнь и душа были без остатка отданы нам, детям». Об этом Виктор Петрович пишет в автобиографическом очерке «Стержневой корень». Здесь же он поделился безутешной печалью о том, что Соколов В.И. ушел из жизни еще в годы войны. А в 1999 году писатель пожаловался мне и на то, что не сохранилось ни одной фотографии Василия Ивановича. До сих пор искренне сожалею о том, что невероятная история по поиску данных о Соколове произошла уже после того, как В.П. Астафьев ушел из жизни. Благодаря усилиям взрослых и детей в Игарке удалось найти и фотографию Соколова, и свидетельства того, что он работал в Игарке до 1952 г., был отмечен за многолетнюю работу в педагогике медалью «За трудовое отличие». Скольким еще ребятишкам помог этот человек обрести уверенность в себе, прорастить в себе корень добра!
Именно в «Краже» мы находим и еще одно, очень понятное и дорогое нашему сердцу наблюдение о том, что северные дети как-то по-особенному любят Игарку. Они жалеют ее как младшего брата или сестренку. Астафьев пишет: «Ребятишки по-своему любили свой снежный, заброшенный на край света город. В нем меньше радостей, чем в других городах, и оттого эти радости запоминались надолго и ценились своей дорогой ценой». Может быть, в этом и состоит секрет того, почему дети, покидающие многострадальную Игарку, никогда плохо не говорят о ней, они помнят и любят свой Краесветск, все самое доброе и светлое, что встретили здесь.
М. Мишечкина, заведующая отделом истории музея