Войти
Вернуться к русскому языку Translate into English Ins Deutsche bersetzen
Версия для слабовидящих
Поиск
663200, Красноярский край, Туруханский район, город Игарка, 2-й мкр, д. 5

Наш адрес
+7 (39172) 22995
+79135872507

Контактный номер

Публикации

26.11.2023
Публикации МБУ «Музей вечной мерзлоты»

Александр ТОЩЕВ,
зав. отделом «Музея вечной мерзлоты»

ОТКУДА ПРИШЁЛ НА СЕВЕР КИТОВРАС?*

Часть II. Распространённость

*(Продолжение. См. cтатью I. К постановке проблемы)

Изображения музейных предметов приводятся в рамках исследования, по вопросу использования данных изображений необходимо обращаться в музеи-правообладатели.

Китоврас – явление уникальное по многим параметрам, артефакты с его изображением позволили на базе известного уже комплекса находок вывести на новый уровень обсуждения вопросы о его распространении, бытовании, происхождении. Бронзовые диски с образом крылатого исполина подарили уже как минимум три ключика, позволяющих открыть тайные двери, ведущие к его загадочным чертогам. Но обо всём по порядку.

Отправным пунктом нашего исследования стала фраза, которая сопровождает описание блях с изображением Китовраса почти в каждом музее хранения и почти в каждой публикации: «Подобные бляхи в XVIII-XIX вв. массово производились русскими ремесленными мастерскими для реализации на сибирских рынках» (варианты: «для аборигенов Сибири», «северных инородцев» и др.). Нередко в этих текстах отмечается также, что по всей Сибири эти бляхи «пользовались популярностью», на них «существовал устойчивый спрос», о чём свидетельствует «большое количество находок» (варианты: «огромное количество», «большая серия»).

Попытки найти указания на первоисточник отливки, авторов-ремесленников, местонахождение мастерских, на упоминания в ярмарочном ассортименте, торговых списках, этнографических материалах и т.д. успехом не увенчались. Изучение вопроса показало, что, несмотря на утверждения, конкретных сведений не содержится ни у одного автора. Противоречивость ситуации, как нам представляется, возникла под влиянием двух факторов.

Во-первых, все отсылки, так или иначе, вели к уже упоминавшейся нами статье А.П. Окладникова 1950-го года «Бронзовое зеркало…» [1], где можно найти и представительный подбор литературных источников по теме, и подробное описание почти двух десятков бронзовых блях с изображением крылатого кентавра в короне, со щитом и жезлом. В ней автор предположил, что бляхи с изображением Китовраса могли быть разработаны и изготовлены русскими мастерами. Двумя годами ранее эта же гипотеза была высказана им и в работе «Русские полярные мореходы XVII века у берегов Таймыра», вышедшей в издательстве Главсевморпути [2].

Во-вторых, оказалось, что тезис о «массовости производства» базируется в большей степени на мнении о «массовости находок», а не на конкретных данных о собственно производстве. Но насколько массовыми можно считать эти находки? Действительно ли бронзовыми Китоврасами была охвачена «вся Сибирь»?

Оба названных фактора явно требовали более развёрнутого исследования.

На самом деле, речь в публикациях А.П. Окладникова шла о бляхе, обнаруженной на месте гибели русской морской экспедиции на северную оконечность Таймыра ориентировочно в 1620-1621 гг. Кроме иных возможных целей экспедиция, несомненно, носила и обменно-торговый характер, т.к. на месте этой трагедии на острове Фаддея и в заливе Симса были обнаружены десятки игл и игольниц, колец и перстней, бус, наконечников стрел и копий, более 3,5 тысяч монет и др. предметы, характерные для торгово-промышленных экспедиций того времени. Однако бляха с Китоврасом была лишь в единственном экземпляре, имела продетый ровдужный ремешок (сохранились его фрагменты в отверстиях) и следы потёртостей, характерные для носимой вещи. Разница в мастерстве и качестве изготовления бляхи и всех остальных металлических предметов слишком разительна. К тому же на месте крушения русского коча обнаружены остатки скелета, предметы и фрагменты одежды, которые принадлежали либо женщине, либо подростку из местного населения (нганасан или энцев), что может свидетельствовать о вхождении бронзовой бляхи в комплекс личных вещей данного представителя северных народностей. Выдвигать предположение, что таких блях могло быть больше и что все они предназначались для обмена-продажи, наверное, можно, однако коллекция находок на северной оконечности Таймыра, насчитывающая более 1.000 предметов, оснований для этого не даёт.

Что касается двух десятков блях, описанных А.П. Окладниковым, то половина из них относятся к коллекции, собранной в 1909 г. Д.Т. Яновичем, можно сказать, в одном месте – на очень ограниченном участке территории чуть севернее Обдорска (ныне г. Салехард). Сейчас эта коллекция (№ 281) хранится в музее Института антропологии МГУ [3]. Нынче, по сведениям нашего проекта, можно как минимум удвоить количество известных экземпляров бронзовых дисков с Китоврасом, хранящихся на текущий момент в государственных и частных музеях страны. Местонахождение ещё около полутора-двух десятков экземпляров разной степени сохранности, обнаруженных за последние 50 лет в результате археологических экспедиций, пока не установлено. Естественно, в поле зрения археологов, этнографов, музейщиков попадает незначительное количество артефактов. Если суммировать известное уже число блях и увеличить его даже десятикратно (учитывая уровень технологий XVII-XIX вв.), то результат в 500-600 блях, причём растянутый на 3 столетия, трудно назвать «массовым» или «огромным». Даже при стократном увеличении получится в среднем всего 15-20 экземпляров в год, что с учётом пространств Сибири и количеством племён явно недостаточно, чтобы говорить о большой популярности или массовом производстве.

Есть, однако, в нашем распоряжении и некоторые конкретные данные. В 1909 г. в районе нынешнего Салехарда Д.Т. Яновичем было раскопано 358 остяцко-самоедских погребений, сейчас в музейном наличии (ИМА МГУ) имеется лишь 279 комплексов погребального инвентаря. Бляхи из медных сплавов встречены в 162 по-гребениях, т.е. если ориентироваться на обе цифры – как минимум в половине погребений. Значит, о востребованности этого вида металлопластики можно говорить утвердительно. Общее количество обнаруженных блях – 580, из них крылатых кентавров со щитом и жезлом – только 9, что составляет всего 1,5% от общего количества медальонов. Если добавить сюда и два варианта крылатых кентавров-стрельцов с луком (таких предметов найдено 12), то суммарный процент вырастет незначительно, до 3,6 [3]. Однако, это вовсе не означает, что у 4-х человек из ста имелись подобные бляхи: в одной могиле находили порой по 2-3 и даже 4 бляхи (№ 103) с подобными изображениями, поэтому среднее количество владельцев всё равно остаётся низким – на уровне 1-2-х человек из сотни. Если сравнивать этот показатель со средней численностью семьи, рода, фратрии, племени, то в таком случае речь может идти скорее о некоем сигнификаторе рода, фратрии или об атрибутике шамана, чем о личном владении рядового тундровика.

Тем не менее, эта выборка репрезентативна, статистика довольно надёжна, и можно попытаться ею воспользоваться в вычислениях.

Территория Сибири, где обнаружены бляхи с Китоврасом, занимает площадь в 7 миллионов квадратных километров. Накануне активной фазы освоения Сибири русскими, т.е. к началу XVII века, по известным подсчётам Б.О. Долгих здесь проживало около 200-217 тысяч человек коренного населения [4; 5, 615-617]. Нас в данном случае интересуют входящие в это число народы и племена: самоеды (энцы, тавги, нганасаны, ненцы), остяки (ханты), вогулы (манси), тунгусы, ламуты (эвенки, эвены, долганы), юкагиры, частично якуты; их численность на тот момент определяется в пределах 70-80 тысяч. Применяя коэффициент сменяемости поколений в столетие (2,5–3) и учитывая, что для новых членов тундрово-таёжного сообщества тоже требуется собственный комплект украшений и амулетов, получим за 3 века общее число потребителей в 500-600 тысяч человек. Пользуясь статистикой, полученной на основе раскопок Д.Т. Яновича («свой» китоврас мог оказаться у каждого 10-го сибирского кочевника названных народов), следует допустить распространение по Сибири 50-60 тысяч бронзовых Китоврасов. Даже с учётом передачи какого-то количества блях по наследству или незаинтересованности в приобретении и ношении подобных медальонов, цифра всё равно будет впечатляющая! Совершенно очевидно, что данные цифры ничего общего с реальностью иметь не могут, к тому же, если помнить, что подобное, действительно массовое, производство не могло не оставить по себе следов, а их практически нет в основных известных бронзолитейных центрах того времени, среди которых можно назвать Великий Новгород, коми-зырянские мастерские, Тобольск, Берёзов, Мангазею и др. (этот вопрос мы освещаем более подробно в 3-й и 4-й частях статьи). Стоит прислушаться и к мнению искушённого учёного, Г.Ф. Миллера, который уже в середине XVIII в. называл бляхи с кентаврами «древностями», считал очень редким явлением [6]. Правда, А.П. Окладников в 50-е гг. ХХ в., наоборот, считал, что этот «образ кентавра … прошёл всю Сибирь – от Урала до Тихого Океана и с такой же быстротой, с какой двигались землепроходцы, - на протяжении одного столетия» [7, 517].

Более взвешенный, дифференцированный подход позволяют осуществить, на наш взгляд, закономерности, выявленные и отражённые нами на исправленной и дополненной карте-схеме А.П. Окладникова (см. часть I статьи). Перед тем, как приступить к обсуждению этих закономерностей, необходимо упорядочить уже накопленный за предыдущее столетие материал и новые данные.

Для чистоты исследования первое, что нам придётся сделать – это на некоторое время РАЗЪЕДИНИТЬ две линии, два направления изучения проблемы, а именно: отделить литературный образ Китовраса русских хронографов от образа «крылатого коронованного кентавра с жезлом и щитом» на металлопластике. Причина веская – время, место, мотивы возникновения литературного Китовраса (равно как само это имя и его толкование) неизвестны; аналогично, нет никаких документальных или косвенных свидетельств об обстоятельствах, цели и времени появления Китовраса на металлической бляхе. Поэтому пока неясно, что же из них первично.

Если говорить о ранее существовавшем в науке мнении, то точкой пересечения литературного и «металлического» Китовраса были определены церковные паникадила-хоросы (XV-XVI вв.), иконографически близкие бронзовым дискам, бытовавшим у северных народов. Дополнительным обоснованием послужили Васильевские врата новгородского Софийского собора (XIV в.) и ряд монет княжества Тверского конца XIV – начала XV вв., хотя на этих изображениях Китоврас уже «потерял» и щит, и жезл, и даже сменил направление движения на противоположное [8, 163-166; 1, 153-158, 168-170 и др.].

Этот небольшой набор фактов явился, по сути, ключевым в выдвижении гипотезы о «русском» происхождении бронзовых блях с Китоврасом и дальнейшем их путешествии в Сибирь, почти до Тихого Океана. Практически получилось, что эта гипотеза послужила одновременно и доказательством самой себя. Проблема, однако, в том, что обозначенная «точка пересечения», этот обнаруженный узел никоим образом не решил и не решает НИ ОДНОГО из многочисленных противоречий, которые в этом узле переплелись.

А они вкратце таковы.

Литературный образ (как культурная традиция). Он с XV века (момента фиксации в сохранившихся текстах) не был не только постоянным, однозначным, незыблемым, но и претерпел к XVII веку такую трансформацию, что Китоврас из исполина-волшебника, построившего священный храм и победившего самого царя-мудреца Соломона, превратился просто в иностранного царя-прелюбодея и похитителя соломоновой жены, закончившего свою жизнь на виселице. В поздних сочинениях он уже известен как Василий Окулович (Васька Окульев), кипрский царь, царь Пор [9-13]. В этом смысле Китоврас не имел аналогов и никак не пересекался с мировоззрением и культурной традицией северных народов: ни с мифологией, эпосом, ни с бытом, ни с народным творчеством. Правда, нередко у публикаторов можно встретить утверждение, будто бляхи с изображением Китовраса имели хождение у северян потому, что ассоциировались у них с верховным представителем пантеона – Небесным Всадником по имени Мир-Сусне-Хум, который объезжает свои владения по небу. Как верно замечает по этому поводу О.В. Малозёмова, этот персонаж взят почему-то из пантеона угорского народа манси, хотя у них ни одной бляхи с крылатым кентавром никогда обнаружено не было [14, 12], к тому же на ритуальных ковриках и других предметах манси всегда изображали именно всадника на коне, а никак не коне-человека (кентавра), что чётко прослеживается на всех, даже очень схематичных, рисунках. Впрочем, ни один народ Сибири, вплоть до Тихого Океана, не знал ни кентавра, ни его крылатого варианта, а некоторые племена не имели никакого представления даже о лошади. Говорить же о том, что обитателей тундр и таёжных сопок могли заинтересовать в качестве эпоса похождения китовраса-любовника, вообще не приходится.

Что касается процесса христианизации коренного населения Сибири, который на разных территориях проходил по-разному, то весьма сомнительно, чтобы образ Китовраса, скопированный пусть даже с самых что ни на есть церковных предметов – паникадил-люстр, кто-то из священнослужителей пытался использовать в деле крещения аборигенов и толковании евангелия.

Таким образом, литературно-фольклорный русский Китоврас вряд ли мог пройти дальше церковных врат Софийского собора в Новгороде. Пути в тундру и тайгу для него не было и не могло быть.

Вопрос продвижения в Сибирь Китовраса «металлического», на бронзовом диске, ещё более загадочен. Причины и процесс появления его на церковных лампадах-хоросах и спорны, и непонятны, поэтому их, так и не выяснив, постарались забыть и больше не вспоминать. Но ещё более непонятен дальнейший ход событий: как, зачем, когда и с чьей помощью этот крылатый кентавр «слетел» с чаши церковного паникадила и мигрировал на Север, где его никто не знал и, похоже, не ждал? А дальше загадки и противоречия только множатся. Если это образ чисто русский, то зачем он северным аборигенам? Если это «бронзовое зеркало», как его именуют учёные, то подобными зеркалами средневековый русский человек не пользовался. Если это бляха, медальон, амулет, то история Руси таких не знает (как и вся Европа в целом). Фактически получается, что в Сибирь стали продвигать то, чего не существовало. Парадокс? Нет, утверждает «русская» гипотеза – придумали специально. Кто? Талантливые «старинные русские мастера» [1, 170, 167-169, 154 и др.]. Форму предмета они скопировали у китайцев, правда, на китайских зеркалах ни людей, ни фантастических животных никогда не изображали и диски имели высокий бортик. Зато всадники и чудовища были на иранских и среднеазиатских бронзовых зеркалах – оттуда и взяли пример для размещения в центре диска русского «дивьего зверя» Китовраса; правда, кайма на азиатских богатая и пышная, зачастую содержит ещё и круговую надпись, а на русской бляхе только скромные поперечные валики (рис. 1). Подобного окаймления – валиков – не было ни у одного типа зарубежных средневековых зеркал, но на некоторых из них был узкий «витой шнур», а из косых рубчиков шнура русские мастера могли выработать и широкие поперечные… И так далее в этой же логике. Что ни деталь, то самобытность, новое слово в рисунке, оформлении, литейной технике. Однако ни отечественные, ни привлечённые импортные параллели не продвинули поиск ни авторов, ни их других высокохудожественных, кроме Китовраса, произведений.

Может быть, точка пересечения словесного и бронзового Китоврасов обозначена была не там? Или эти линии вообще не пересекаются?

Рис. 1

Снежный ком новых вопросов рос перед учёными быстрее, чем те продвигались в своих исследованиях и наблюдениях. На уровне идеологическом всё так же беспокоил и всё так же не находил решения основной вопрос: в чём заключается характер взаимосвязи между производственным (изготовление, отливка) и культурным (востребованность) факторами, а главное – каково соотношение этих факторов, что превалирует? Иными словами, что первично – спрос или предложение? Какова природа импульса, запустившего этот механизм?

Размах мероприятия одновременно и восхищал грандиозностью, и поражал необъяснимостью. Уже сам размер территории, которую ремесленникам необходимо было «освоить», изготавливая Китоврасов на продажу – почти 7 миллионов квадратных километров – с одной стороны, не внушал учёным большого оптимизма по поводу реальности и выполнимости такой задачи в средневековье, а с другой стороны, не находил объяснения и понимания факт, почему же при такой масштабности невозможно найти ни одной зацепки, ни одного места изготовления блях?

Что касается последнего, то вопросы требовали конкретизации до мелочей. Например, само понятие «производства» предполагает обязательное толкование его характера и особенностей, ведь это процесс многоступенчатый. Разрабатывался ли свой собственный оригинал бляхи и на какой основе – отечественного образца или импортного? Если импортного, то современного или давнего, например, времён Булгара, Византии? Или речь идёт о симбиозе? Может быть, это была просто обычная редупликация с готового отечественного или иностранного экземпляра? Где располагались литейщики? В северо-западной Руси? На Печоре, Урале (зыряне, ханты, манси), в Сибири или на Севере – Тобольск, Обдорск, Мангазея?

Для понимания маршрутов путешествия Китовраса важно также уяснить – было ли распространение искусственным или естественным? Т.е. идёт ли речь об инициировании извне, об обмене-торговле, или же бляхи «путешествовали» сами по себе, только за счёт миграции? И тут уже приходится от частностей снова выходить на более обобщённые уровни: следствием ЧЕГО (какого движения) является распространение Китовраса – движения товара к потребителю? Или движения и становления этносов северных народов?

С проблемой распространённости в тесном союзе идёт и проблема датирования: связано ли распространение с каким-то одним периодом времени (скажем, XVII–XIX вв., как обычно считается) или же таких периодов было несколько? Другими словами, было ли размножение блях с крылатым кентавром «тенденцией», «течением», «модой», присущими именно периоду XVII–XIX вв., или же этот процесс всего лишь «проявился» в это время, стал достоянием очевидцев, попал в поле зрения землепроходцев, русских переселенцев и исследователей, а на самом деле корни этого процесса уходят в более ранние столетия?

Как видим, проблема так называемого «массового распространения бронзовых блях с китоврасом в Сибири» не так проста, как могло бы показаться на первый взгляд. Пристального рассмотрения и изучения требует целый ряд причинно-следственных цепочек, которые нередко не только пересекаются, но и замысловато переплетаются. Сам факт «перемещения» отливок – не главный, это всего лишь один компонент из комплекса взаимосвязанных вопросов.

Набор приведённых здесь причинно-следственных цепочек, естественно, далеко не исчерпывающий, но даже их, тесно переплетённых в таинственный клубок, каковым и предстаёт перед нами сибирский Китоврас, хватает, чтоб хотя бы приблизительно представить себе всю сложность и тонкость работы по распутыванию этого клубка, чтобы осознать её действительную необходимость.

Поэтому, прежде всего, логично было бы сосредоточить внимание на более доступной задаче – изучении физически существующего предметного ряда, т.е. того, что можно конкретно рассмотреть, измерить, отсортировать, сравнить, упорядочить – речь идёт непосредственно о бронзовых бляхах. Если нам удастся увидеть в них какую-то систему, то любая система – это уже организм, а у организма всегда есть свой язык, и он на нём может с нами говорить.

Уточним, о каком типе блях идёт речь. На данный момент известно 3 варианта основной иконографии, которую мы обозначим буквой «А» (рис. 2): А-0 (известен единственный экземпляр, обнаружен на о. Фаддея у северной оконечности полуострова Таймыр, хранится в Музее Арктики и Антарктики в Санкт-Петербурге); А-1 (основной вариант, известен по многочисленным находкам, экземпляры хранятся в музеях от Воронежа до Петропавловска-Камчатского); А-2 (второй вариант, имевший хождение, в основном, в Западной Сибири, от Ямала до Таймыра, экземпляры хранятся в сибирских музеях).

Рис. 2

Первый шаг в систематизации сведений о бронзовых Китоврасах был сделан ещё А.П. Окладниковым в его публикации 1950 г., когда он нанёс на карту страны места обнаружения артефактов, известных на то время (см. статью I, рис. 4). Отчасти эта система уже заговорила – на карте-схеме находок, частично исправленной и дополненной нами, проявились вполне определённые закономерности. В частности, замечено, что бляхи с Китоврасами распределены слишком неравномерно и совсем непропорционально: на всё Приангарье, Прибайкалье и Забайкалье – всего 3 бляхи (об одной известно со слов академика А.П. Окладникова, две другие хранятся в Иркутском и Улан-Уденском музеях); на всю Восточную Сибирь – Якутию, Колымский край, Чукотку и Камчатку известно 6 экземпляров блях (четыре ныне хранятся в США, в Музее естественной истории – AMNH, одна в музее Петропавловска-Камчатского, от магаданского экземпляра осталась только фотография). Вдоль известных средневековых сибирских трактов и ярмарочных маршрутов находок практически нет, а если и попадается артефакт где-то рядом с ними, то это, как правило, случайная находка. На Таймыре известно порядка десятка блях (Дудинка, Норильск, частная коллекция), по 1-2 экземпляра хранятся в нескольких сибирских музеях (Тура, Красноярск, Тюмень, Тобольск, Сыктывкар, Нарьян-Мар), в ГИМе (Москва), Эрмитаже (Санкт-Петербург), основная же часть всеобщей коллекции сосредоточена в районе их наиболее массового обнаружения – на Ямале (Салехард). Наверное, подобные диски есть и в фондах других музеев, но они пока не попали в поле зрения нашего проекта.

Следующий шаг сделал сам Китоврас – противоречиям исследовательских суждений он противопоставил противоречие, заключённое в нём самом, и это был первый секретный ключик, подаренный им. Его можно назвать центральным, ибо он является таковым и в прямом, и в переносном смыслах, потому что касается центра диска – крепёжного бугорка, полусферы, «шишечки». Она расположена не по центру! И это В КОРНЕ отличает бляху с Китоврасом от всех известных дисков-«зеркал» других стран и народов. Художественное изящество и рисунка, и литья, а также математически точно рассчитанное размещение буквально всех элементов, включая мельчайшие, чему позавидует даже современный компьютер, говорит о том, что этот сдвиг – не ошибка художника и не брак литейщика, это сделано ПРЕДНАМЕРЕННО, специально. (О смысле этого сдвига мы уже давали некоторую информацию в предыдущих наших статьях «Борей, Китоврас, Велес – северные корни», 2011-2013). Сам по себе этот факт имеет громадный цивилизационный, космогонический подтекст, но в данном случае для нас важным является другой очевидный факт – ВСЕ без исключения диски с изображениями Китовраса (варианты А-0, А-1, А-2) имеют аналогичный сдвиг влево. Это говорит только об одном – прототипом для всех послужил один и тот же оригинал, а точнее – один-единственный экземпляр (если исключить из рассмотрения «звёздный» А-0, ведь он не имеет копий).

Анализ внешнего вида отливок, сравнение иконографии и качества литья позволили выявить ещё одну закономерность, которая только подтвердила предположение о единственном первоначальном экземпляре для копий.

Сличение блях выявило стойкую взаимосвязь – чем меньше размер, тем хуже качество. В связи с этим нами были сделаны точные замеры всех блях в миллиметрах, как правило, по 4-м осям (данные музейных картотек для этой цели оказались непригодными). Было замечено, что в изменении размерности дисков действительно присутствует постоянная величина в пределах 2-х миллиметров (1,6–2,2).

Мы проконсультировались в нескольких литейных мастерских страны по поводу специфики тиражирования мелкой пластики из бронзы по традиционным технологиям – изготовления оттиска с готового образца и дальнейшей отливки изделия. Речь шла о форме диска или медальона размером 10-12 см. Практически все специалисты были единодушны в оценках – копия всегда будет меньше образца на 1,5-2%, что зависит от материала формы для отливки, качества исходного образца и состава бронзы, её температуры и вязкости. Дело в неизбежной усадке формы и физических свойствах металла. Таким образом, технологические параметры данного типа производства и обнаруженный нами шаг в разнице диаметров находок совпали. Это проливало свет на основной способ размножения артефактов.

Многократные проверки подтвердили: закономерность, заключающаяся в прямо пропорциональной зависимости – чем меньше диаметр, тем ниже качество изделия, соблюдается неукоснительно, и не наблюдается такого, чтобы бляха диаметром, например, в 95 мм превосходила качеством рисунка и литья копию в 97 мм, в 101 мм, а последняя, в свою очередь, была чётче аналога в 105 мм. Единичные исключения замечены, но причины там очевидны – предмет либо побывал в огне (костре или на пожаре), и потому слегка оплавился, либо явно долго находился в земле, болотистой или промерзающей почве, в длительном употреблении или подвергался частой чистке (песком или другим абразивом).

Стало ясно: копирование было не постоянным, с одного и того же образца, а последовательным, поочерёдным – с 1-й копии делалась 2-я, со 2-й копии – 3-я, с 3-й – 4-я и т.д., естественно, при таком способе копирования ритмично терялось и качество, и размер изделия. Вторая закономерность основывается на статистике и имеет математическое свойство: находки диаметром в 105, 103, 101 мм были единичными, но чем меньший диаметр фиксировался у бляхи, тем подобных экземпляров насчитывалось больше, хотя их численность была всё же ограниченной. Речь явно шла о геометрической прогрессии. Получалось, что процесс тиражирования не был заданным и стабильным – он был ступенчатым.

В результате этих открытий следует несколько выводов. Во-первых, НЕ БЫЛО единого ремесленного центра, где бы занимались массовым воспроизводством блях с одного и того же образца. Во-вторых, мастера-литейщики (где бы они ни располагались от Новгорода до Колымы) в своём арсенале НЕ ИМЕЛИ образцов, не были владельцами оригиналов для отливки Китоврасов. В-третьих, тиражирование китоврасов не было предметом ЦЕЛЕВОГО производства, рассчитанного на продажу, ярмарочную торговлю и т.п., и потому не могло быть «массовым». Всё это говорит о том, что работа шла только под заказ, по приносимому образцу. Остаётся главная интрига: кто, когда и где взял исходный оригинал?

Ещё один неизбежный вывод – подобное копирование не может продолжаться долго, качество отливок теряется очень быстро, 5-6-я копия уже «не читается», а из одной формы-изложницы хорошего качества можно получить лишь пару сносных отливок (3-я возможна, но весьма проблематична и будет, как правило, бракованной). Посему даже при соблюдении этого ритма и стабильности потока производства количество блях с крылатыми кентаврами не может быть «огромным» и исчисляться ни десятками тысяч, ни даже тысячами. Пара сотен – это максимум. Выходит, в распоряжении музейщиков – довольно солидная часть от некогда произведённого числа Китоврасов, от 20 до 30 процентов.

В соответствии с найденной закономерностью Китоврасы были упорядочены, и система сразу же заработала: проявились ряды, связки «оригинал»–копия, были обнаружены бляхи-двойники, отлитые из одной формы, определены недостающие звенья, намечены направления поисков. При этом необходимость учитывать нынешнее музейное местонахождение предмета отошла на второстепенные позиции и стала лишь вспомогательным средством для анализа. Обо всём этом будет подробный отчёт в следующих статьях.

Сейчас же мы обратимся к факту воспроизводства Китоврасов. Установленная нами ступенчатость в производстве блях и сопутствующий способ изготовления свидетельствуют о том, что это был процесс не искусственный, кем-то спланированный и навязанный извне, это был процесс естественный. Поэтому, собственно, интересующее нас распространение, т.е. передвижение бляхи по Сибири, не зависело напрямую ни от ремесленника-изготовителя, ни от посредника-торговца, а всецело основывалось на перемещении самой бляхи (точнее – её владельца).

Чтобы проверить работоспособность выявленной нами системы, воспользуемся знакомой уже картой-схемой, но загрузим её более сложной задачей. На этот раз мы отметим на карте не общее количество находок, а только числовой показатель диаметра находки, обнаруженной или хранящейся в данном конкретном месте. При этом значок на карте будет один (например, 95), а количество предметов данного диаметра в данном месте может варьироваться от 1-го до 10-ти (рис. 3). Для большей наглядности мы отразим это не только цифрами, но и размерами самих кружочков, символизирующих диаметр артефакта. Подтвердит ли схема ступенчатость в изготовлении Китоврасов? Укажет ли зафиксированное уменьшение диаметра на какое-нибудь движение по территории и в каких направлениях?

Рис. 3

Памятуя о существующей гипотезе, которая утверждает, что северные бляхи с Китоврасом имеют своим прародителем крылатого кентавра с церковных хоросов Новгорода и Пскова, мы немного дополнили схему и кроме размеров блях с Китоврасами нанесли на карту также и диаметры крылатых кентавров, вписанных в круговые «коймы» на чашах и цепях этих хоросов (предметы хранятся в музеях Новгорода, Пскова, Санкт-Петербурга, Сольвычегодска). Надо отметить, что на данный момент учтены размеры китоврасов с 7-ми из 9-ти хоросов и с 2-х цепей к ним (4 комплекта цепей ещё ожидают замеров, но, судя по фотографиям, их размеры колеблются в пределах 70-78 мм).

Общая картина действительно показывает движение уменьшающихся диаметров, и направления эти чётко читаются. Частота находок на карте не отмечена, чтобы не перегружать схему. Например, в районе Салехарда находок с диаметрами 97, 95, 89, 86-85 мм насчитывается по 4-6 экземпляров, в то время, как на Иртыше, в Прибайкалье и др. местах они единичны. Поэтому, учитывая и общую тенденцию, и количественную характеристику, мы можем графически, стрелками, пометить для наглядности это смещение диаметров в сторону уменьшения (рис. 4). Красным цветом помечены основные, уверенно прослеживающиеся маршруты, с большим количеством артефактов в узловых пунктах, зелёным цветом – ответвления к случайным или пока непонятным местам находок (проведены предположительно). Разбросанность кружков в районе Салехарда показывает не ареал распространения блях, а лишь варианты их диаметров, сам же ареал обнаружения дисков умещается в один такой кружочек в масштабе этой карты. Аналогично и на Таймыре.

Рис. 4

Удивительно, но судя по получившемуся результату, Китоврас уверенно продвигался с востока на запад! Совершенно в противоположном направлении, чем предписывала ему «русская» гипотеза. Некоторые дореволюционные учёные предполагали именно такой ход развития событий [15, 162-164; 16, 155-156]. Подтверждается и наша предварительная версия о том, что распространение Китовраса шло в разных направлениях из центра Таймыра (см. статью I).

Положение самой крупной бляхи (А-0) на северной оконечности Таймыра может быть спорным: члены погибшей русской экспедиции могли найти бляху там же, на месте; она могла прибыть туда вместе с владельцем – проводником или аманатом (заложником) этой экспедиции, а им была получена ранее в своём родном племени – либо в таймырской тундре, либо рядом с Мангазеей. Но и без учёта этой бляхи факт остаётся фактом – самые крупные экземпляры (А-1) диаметром в 105, 103, 101 мм общим числом 5 экземпляров находятся именно в сердце Таймыра. Мало того – они совсем не имеют здесь копий. Четыре более мелких экземпляра, причём невысокого качества (3 из них с явно более позднего варианта – А-2), занесены сюда, очевидно, уже «возвратным ветром» межэтнических отношений. С Таймыра несколько экземпляров ушло в восточном направлении, где их копий нет, а пара найденных там же новоделов выказывает чужеродность местным традициям и крайнюю степень непонимания образа. Несколько экземпляров, без копирования, откочевало в южном направлении и остановилось на Байкале. Основной же поток устремлён на запад.

Не будем забывать, что этими же маршрутами идёт и второй неотъемлемый признак, являющийся параллельным верным индикатором – стабильное ухудшение качества, вплоть до деградации. Наименьший диаметр дисков – на церковных паникадилах Новгорода (от 86 до 63 мм) и цепях к ним (от 78 до 70 мм). Здесь же и самые искажённые изображения Китовраса: половина из них развёрнута в другую сторону – влево, у большинства уже нет щитов, а крылья не широко распахнутые, а обвисшие, некоторые китоврасы почти карикатурны (тело животного похоже не на коня, а скорее на мула, ноги «слоновьи», в руках Китовраса не жезл, а дротик, вместо боевых доспехов – какой-то кафтан да ещё застёгнутый через лошадиную ногу).

Получается, что появление Китовраса на Севере – это не «итог», а «исток». Именно отсюда он начал движение и оказался на Руси. В таком случае, он сделал это задолго до 1336 года, когда крылатый исполин с непонятным именем Китоврас появился на церковных вратах, а позже – и на паникадилах Новгорода.

Как и чем объяснить такое, неожиданное для нас, продвижение Китовраса? Этому посвящена следующая наша статья.

Что касается выявленной нами системы, то её методику (определение, сортировка по величине диаметра, качеству рисунка и отливки) можно с успехом применять для изучения разрозненных, случайных находок иных видов металлопластики. Вместе с анализом химсостава металла эта методика поможет определить многие факторы, сопутствующие производству и распространению древних и средневековых артефактов.

Источники:

  1. Окладников А.П. Бронзовое зеркало с изображением кентавра, найденное на острове Фаддея // Советская археология, т. XIII, 1950. С. 139-172.
  2. Окладников А.П. Русские полярные мореходы XVII века у берегов Таймыра. Изд-во Главсевморпути. М:-Л: 1948.
  3. Мурашко О.А., Кренке Н.А. Культура аборигенов Обдорского Севера в XIX веке. По археолого-этнографическим коллекциям Музея антропологии МГУ. М.: Наука, 2001.
  4. Б.О. Долгих. Расселение народов Сибири в XVII веке. Советская этнография, изд. АН СССР, М.-Л., 1952, № 3. С. 76-85.
  5. Б.О. Долгих. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. Труды Ин¬ститута этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР, Новая серия, т. LV, М., 1960.
  6. Радлов В.В. Сибирские древности. Т. 1, вып. 3. С картою, 22 таблицами рисунков и 109 политипажами. СПб, 1894, Приложения, с. 113.
  7. Окладников А.П. «Земля бородатых». ТОДРЛ, вып. 14. Л.: 1958. С. 516-524.
  8. См.: Толстой И.И., Кондаков Н.П. Русские древности в памятниках искусства. Вып. VI, СПб., 1899.
  9. Соломон и Китоврас. // Тихонравов Н.С. Памятники отреченной русской литературы. Т. 1. СПб, 1863. с. 254-258 (Повесть о Китоврасе. Из полууставной Палеи список 1477 г. Московская Синодальная библиотеки, № 210).
  10. Веселовский А.Н. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине. СПб, 1872; Переизд.: Веселовский А.Н. Роман и повесть. Собр. соч. Т. 8, вып. 1. Изд. ОРЯС РАН, Пг, 1921.
  11. Веселовский А.Н. Новые данные к истории соломоновских сказаний. // Разыскания в области русского духовного стиха. Т. III-V. СПб., 1881, с. 73-147.
  12. Потанин Г.Н. Сага о Соломоне. Восточные материалы к вопросу о происхождении саги. Томск, 1912.
  13. Ярошенко-Титова Л.В. «Повесть об увозе Соломоновой жены» в русской рукописной традиции XVII-XVIII в. (Характеристика редакций). // ТОДРЛ, Л. Т. 29. 1974. С. 257-273.
  14. Малоземова О.В. Русские художественные бронзы на севере Западной Сибири // Научный вестник. Вып. 9. Актуальные проблемы археологии и этнологии Ямала. Салехард, 2002. С. 10-16.
  15. Савельев А.И. Несколько неразрешенных историко-географических воп¬росов. // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. Т. 37 (июль). СПб, 1889. С. 161-165.
  16. Зверев С.Е. Воронеж на XII археологическом съезде. Труды Воронеж¬ской ученой архивной комиссии, вып. II, 1904, С. 154-158.

Использованы изображения музейных предметов:

«Таймырский краеведческий музей», Дудинка (1034 ГИК, 5617 ГИК); Российский государственный музей Арктики и Антарктики, г. Санкт-Петербург (№ 3840); Иркутский областной краеведческий музей (ВС 4332/10); Красноярский Краевой Краеведческий Музей (№ 1531/1).

Авторизация