Войти
Вернуться к русскому языку Translate into English Ins Deutsche bersetzen
Версия для слабовидящих
Поиск
663200, Красноярский край, Туруханский район, город Игарка, 2-й мкр, д. 5

Наш адрес
+7 (39172) 22995
+79135872507

Контактный номер

Публикации

26.11.2023
Публикации МБУ «Музей вечной мерзлоты»

Александр ТОЩЕВ,
зав. отделом «Музея вечной мерзлоты»


ОТКУДА ПРИШЁЛ НА СЕВЕР КИТОВРАС?*

Часть I. К постановке проблемы

*(Продолжение. См. статьи «Китоврас, Борей, Велес – северные корни»)


С XVII века у северных народов – самоедов (энцев, нганасан, ненцев), остяков (хантов), на территории коми и зырян, а позже и у тунгусов (эвенков), даже у юкагиров и эвенов, стали обнаруживаться круглые бляхи (медальоны) с изображением странного существа – крылатого кентавра в короне со щитом и жезлом (на некоторых – с луком и стрелами; их именовали «стрельцами» и «полканами» – по аналогии с известными уже образами, хотя сами оригиналы крыльев никогда не имели). С XV-XVI вв. известны крылатые кентавры на бронзовых церковных хоросах (паникадилах, канделябрах) в храмах Новгорода и Пскова, а ещё раньше, с конца XIV- начала XV вв., фигурировали крылатые кентавры и на монетах Великого княжества Тверского, и на церковных Васильевских вратах (Новгород), литературный же образ Китовраса зафиксирован как минимум с XV в. (хронографы).

В 70-80-е гг. XIX столетия русские учёные задавались неразрешёнными до той поры историко-географическими вопросами, в т.ч. и по поводу северных блях с «кентаврами-стрельцами» (рис. 1): «Любопытно было бы знать, какими судьбами этого рода медали с изображением кентавра, явились у нас на севере, у племени не промышленном и не торговом?» И, ссылаясь на исследование А.Н. Веселовского, указывали на индийских гендарвов (гандхарвов) и русских китоврасов, вспоминали мозаики английских храмов, кентавров Виргилия и Овидия, обращали внимание на общекультурные индоиранские корни. [1].

Рис. 1

Десятилетием позже, когда в одном из древних курганов Воронежской губернии была обнаружена редкостная бронзовая бляха с Китоврасом (рис. 2), археологи усматривали вектор развития этого образа с востока на запад: «Находка в Воронежской губернии такого кружка, очевидно, указывает на азиатское влияние в деле колонизации нашего края в древнейшую эпоху». Чем было обусловлено такое восприятие? Во-первых, к тому времени стало известно и о находках блях с китоврасами, подобных воронежской, у тунгусов и юкагиров в Восточной Сибири. Во-вторых, воронежские курганы принадлежали, в основном, степным кочевникам разных веков, приходивших в междуречье Днепра и Дона с востока [2], а это и каменный век, и эпоха переселения народов, включая угров-венгров в VI в. до н.э. – VI-VII вв. н.э., скифо-сарматская культура, войны Золотой Орды, в т.ч. действия Тохтамыша и Едигея конца XV в. между Доном, Москвой и литовской границей. И бляха могла попасть в воронежскую лесостепь в любой из этих периодов. Археология и этнография давали повод считать логичным предположение, что образ китовраса был принесён на Русь из Сибири.

Рис. 2

Однако через полвека ситуация и предпочтения сменились, главенствующей стала не столько историческая, сколько идеологизированная точка зрения: чуть ли не всё цивилизованное и передовое в Сибирь стало проникать лишь с начала активной русской колонизации, т.е. после Ермака. Поэтому и историю Китовраса стали рассматривать сквозь призму проникновения в обратном направлении – с запада на восток. А воронежский экземпляр, не понятый и не исследованный, так и остался на обочине научной мысли. Единственная честь, которой он с той поры обычно удостаивается – мимоходное упоминание, что он в ряду семейства аналогичных артефактов «стоит особняком».

В советское время считалось, что образ Китовраса попал к сибирским и северным инородцам с европейской стороны Урала, распространение блях с изображением крылатого существа преследовало лишь коммерческий интерес, а потребность в подобных изделиях была продиктована мифологией и эстетическими вкусами местных народов. При этом за скобками оставались общепризнанные научные факты: европейская культура никогда не знала кентавра с крыльями, да ещё в царственной короне и со щитом, появление Китовраса на русской почве (обстоятельства, причины, время) остаётся загадкой до сих пор, а значение имени доподлинно неизвестно.

Однако, учёным не давал покоя животрепещущий вопрос: почему, казалось бы, сугубо европейский образ человеко-коня с крыльями (названный «крылатым кентавром») столь популярен у северных народностей, в то время, как на европейской части России (и тем более, в Западной Европе) его нет? Другими словами, вернулись практически к тому же вопросу, который озвучил ещё в XIX столетии А.И. Савельев [см. выше сн. 1], но уже в видоизменённой формулировке. Парадоксальность ситуации усугублялась тем, что своего литейного производства у сибирских аборигенов, естественно, не было, а русские или зырянские мастера, якобы отливавшие медальоны с китоврасами для северян (наряду с хозяйственно-бытовой и ритуальной металлопластикой), воспользоваться оригиналами не могли – их просто не знает ни русская, ни европейская художественная культура. В Азии аналогичных отливок с образом Китовраса за последние тысячелетия тоже нет. Пикантности добавляет факт: в мифологии многих северных народов есть образ священного всадника, но нет человеко-коня, тем более крылатого, а некоторые племена, например, юкагиры, вообще не знали такого существа, как конь!

Поэтому и остаётся до сих пор открытым вопрос, вынесенный нами в заглавие статьи: откуда же пришёл на Север Китоврас?

Позволим себе сразу же озвучить ответ: Китоврас на Север и не приходил, потому что он родом отсюда, и живёт он тут довольно долго. Для исследователей, знакомых с темой северных блях с изображением китовраса («крылатого кентавра в короне с жезлом и щитом») это прозвучит, наверное, обескураживающе. Тем не менее, за время нашего многолетнего межмузейного исследования ответ обрёл чёткую аргументацию. (Список музеев и организаций, участвующих в проекте, правообладателей предметов и публикуемых здесь изображений, см. в конце статьи).

Вопреки сложившемуся мнению о продвижении образа с запада на восток, анализ сохранившихся и доступных для исследования артефактов свидетельствует о том, что образ китовраса, запечатлённый на металлических дисках, продвигался именно с Крайнего Севера в разных направлениях. Вопрос, на наш взгляд, лишь в том, чьей культуре этот образ и артефакт принадлежал, в какой период времени был распространён, что означал и как использовался.

Ответ важен именно для России, ведь, прежде всего, для неё он и является главной загадкой, а, может быть, и тайной. Именно с Китоврасом связаны парадоксальные, необъяснимые явления и события русской жизни: с одной стороны это – сакральный персонаж, с другой стороны – изгой.

Китоврас присутствует на самых древних новгородских и псковских церковных хоросах (паникадилах, канделябрах): на горизонтальном колесе, где располагалось 12 или более свечей, прикреплены пластины с фигурами святых и ликами ангелов, а Китоврас красуется на каждом из шести лепестков, образующих нижнюю корневую полусферу, и по одному-два китовраса располагаются на каждой из трёх мощных цепей, поддерживающих всё это мироздание. И в то же время сказания о Китоврасе церковь ещё с XIII в. внесла в список «отреченных» (запрещённых) книг, именуя их «басни и кощуны»!

С 1335-го года на вратах храма св. Софии в Новгороде среди прочих сюжетов находился медный лист, на котором золотом был огневым методом нарисован крылатый Китоврас в короне, держащий за ноги свергнутого им царя Соломона, и забрасывающий того за тридевять земель. И это притом, что ещё с XII-XIII вв. на многих русских храмах в камне были вырезаны сюжеты из жизни царя Соломона и его сына псалмопевца Давида. В 1570 г. царь Иван Грозный, начитаннейший и искушённейший в культуре человек того времени, пленив и разорив Тверь, Торжок, Псков и Великий Новгород, вырвал с корнем софийские церковные врата с Китоврасом и в качестве главного военного трофея вывез их в свою столицу «опричнины» - Александровскую слободу (ныне г. Александров), поместив в своей церкви, где их можно видеть и по сей день.

Не прошло и 20 лет после Куликовской битвы (1380), как Китоврас появляется на монетах великого князя Тверского Ивана Михайловича, только здесь он уже не со щитом, а с мечом, вынимаемым из ножен. Некоторым монахам-книжникам Китоврас служил чем-то типа личного герба.

А в народном сознании образ Китовраса уходил во времена не только дохристианской, но и доязыческой Руси: вплоть до XIX века сохранились предания и даже знахарские заговоры, где царь Китоврас властвует в стране Лукоморье (Лукорье). Отголоски именно этих преданий дошли через Арину Родионовну к великому Пушкину.

Великие русские князья и цари носили разные медальоны и оберегающие амулеты (даже «змеевики» с Медузой Горгоной!), о чём свидетельствуют многочисленные упоминания, клады, сохранившиеся артефакты, но медальонов с Китоврасом, тем не менее, никогда не было. Откуда же они явились за Полярным кругом?

Не привлекая пока однозначно более поздних и некачественных копий, рассмотрим для начала два известных варианта этого Китовраса, вписанного в диск. Первый, обнаруженный в 1941 г. экспе¬дицией Арктического института на одном из островов Фаддея в Ледовитом океане и имеющий так называемый «звёздный» фон, существует в единственном экземпляре. Второй, имеющий на бедре знак Козерога в круге и фон с «растительным» орнаментом, как раз и находят в отливках разного качества и размера от Предуралья до Тихого океана (рис. 3). Эти бляхи называют «зеркалами» из-за внешнего сходства с китайскими артефактами.

Обычно в научных публикациях (а через них – и в популярных) говорится о том, что форма и иконография так называемых «бронзовых зеркал» с изображением китовраса пришли из Китая, Персии, Средней Азии, Новгорода (напрямую или через их посредничество), а воплотили всё это в металле ремесленники Тобольска, Берёзова (возможно, и зыряне), распространили же по всей Сибири и Северу торговцы.

В музейных и частных коллекциях подобные бляхи большей частью входят в комплекс археологический (из раскопов, старых захоронений, случайные находки), реже – в этнографический (как правило, шаманский комплект).

Рис. 3

Образа китовраса касаются в своих работах разные специалисты – археологи, геологи, этнографы, архитекторы, искусствоведы, историки, культурологи, музейщики, но до сих пор критерии варьируются от сферы к сфере, параметры изменяются от исследователя к исследователю, нет речи о единстве ни в терминологии, ни в семантике образа, ни в датировке артефактов, ни, тем более, в оценках и интерпретации.

Наиболее подробный (и, собственно, единственный) обзор бронзовых блях с изображением Китовраса и их описание принадлежит академику А.П. Окладникову и приходится на 1950 год, когда в поле зрения учёного находилось не более двух десятков этих артефактов [3]. К настоящему времени их известно в музейных и частных собраниях, как минимум, в два раза больше, некоторые опубликованы. Попыток классификации и систематизации пока не проводилось.

Авторы датируют данные предметы довольно компактным периодом – конец XVII – начало XIX вв., тем не менее, аналитические материалы, полученные к текущему моменту в ходе нашего межмузейного исследования, уже позволяют открыть нижнюю границу указанного временнОго промежутка, опустить планку лет на 200 вглубь веков, а главное – заставляют привлекать более обширный материал для анализа и разнообразить инструментарий для более интенсивного поиска по разным направлениям.

Поэтому, прежде чем приступить к систематизации и анализу материала, важно вспомнить один из постулатов древних философов, который звучит приблизительно так. Как бы ни было раздроблено целое и как бы широко ни были разбросаны осколки, они (осколки) помнят то состояние, когда были единым целым, и каждый, даже самый мелкий фрагмент, сохраняет незримую связь с другими. Главное – суметь определить, нащупать эти связи.

Поскольку существует утверждение о «массовости» изготовления бронзовых зеркал с китоврасами и огромной площади их бытования – от центральной России до Камчатки и от заполярья до широты Иркутска и Магадана, стоит рассмотреть ареал распространения (обнаружения) названных артефактов. Китоврас с острова Фаддея позволил академику А.П. Окладникову выделить именно этот иконографический тип из множества известных на то время подобных блях с «кентаврами», «стрельцами», «полканами», всадниками, конными охотниками и т.п. Суммируя исследовательские данные за предшествующие 6-7 десятков лет, учёный писал в 1948 г.: «все колоссальное пространство тайги и тундры от Магадана на Востоке и до Урала на Западе, от Ледовитого океана и до Байкала, то есть почти вся Сибирь, - составляет область распростра¬нения зеркаловидных блях с кентаврами» [4]. Через пару лет Окладников опубликовал подробное описание известных на то время блях с «крылатым кентавром», составив карту-схему с местами более 20-ти находок (рис. 4, цвет – А.Т.) и утверждая, что «они нашли сбыт не только в северной части Европейской России, не только в запад¬ном и восточном Приуралье, но и далеко к востоку от Урала: на Енисее, на Ангаре, на Лене, даже на Колыме и Чукотском полуострове, у самоедов-ненцев, вогулов-маньси, остяков-хантэ, бурят, якутов, ламутов, юкагиров, одним словом, почти у всех коренных племен Западной и Восточной Сибири, кроме коряков и чукчей и амурских племен (см. карту распространения зеркал с кентаврами)» [5]. И хотя через два десятка лет учёный несколько сузил ареал распространения блях – «такие зеркала – создание безвест¬ных русских мастеров – находили сбыт на огромных пространствах Сиби-ри от Урала – у ненцев-самоедов – и до Байкала – у бурят» [6] – к этой карте стоит непременно обратиться.

Рис. 4

В данном случае заявление Окладникова можно назвать слишком преждевременным, не совсем соответствующим действительности, поскольку карта-схема, опубликованная самим же автором, на наш взгляд, всё же не позволяет делать столь смелые и широкомасштабные выводы.

Прежде всего, схема нуждается в корректировке. Во-первых, одна находка, обозначенная на реке Усе, попала в этот список, видимо, по ошибке или недоразумению, т.к. принадлежит совершенно к иной иконографии – этот тип сам Окладников называет «стрельцами» и в свой список совершенно справедливо не включает (см. выше, рис. 1). Источник информации по этому экземпляру – публикацию А.И. Савельева в «Историческом Вестнике» за 1889 г., указанную ему Б.О. Долгих, он, судя по всему, не просматривал и размещённый там рисунок «стрельца» не видел, хотя цитату из публикации приводит: «Кентавры. У нас на севере можно встретить у самоедок на груди (подобные чухонским солге, у эстонцев – бреце, у мордвы – сустуки) род медали из желтой латуни с изображением на ней кентавра. Этого рода медаль, купленная г. Сидоровым у самоедов, живущих на р. Усе, впадающей в Печору, была доставлена на Политехническую выставку в 1872 г. в Москву» [7].

Вторую находку, сделанную геологом Г.А. Черновым в Большеземельской тундре, придётся сместить на карте на северо-восток, чтобы соблюсти достоверность. Нагромождение находок вблизи Салехарда (бывшего Обдорска) создаёт несколько искажённое восприятие о распространённости блях – создаётся видимость большой территории, хотя это всего лишь схематическая условность, ведь все бляхи найдены в 1909 г. практически в одном месте – в остяцко-самоедских захоронениях, расположенных недалеко друг от друга, поэтому на карте можно оставить просто один значок (он, кстати, по размеру занимает на карте в десятки раз большую площадь, чем сам ареал находок). Трудно идентифицировать находку в среднем течении Оби, где-то на полпути от Томска до Сургута (в районе правого притока Тима) – может быть, Окладников пометил экземпляр из коллекции О. Фиша и А. Брэма, приобретённый ими у остяка Джунши во время путешествия по Западной Сибири в конце 70-х гг. XIX в.? В числе двух купленных учёными медалей «одна представляла всадника с луком и стре¬лами, другая коронованного всадника со скипетром» [8]. Поскольку изображение отсутствует, а под это описание подходят многочисленные северные бляхи с коронованными всадниками с ружьем у плеча, которое на разных копиях нередко напоминает жезл или палицу, то можно оставить данный экземпляр под вопросом. В то же время, упомянутые в статье тобольский и дубчесский китоврасы на карте отсутствуют. Непонятен 4-й значок в байкальской зоне (три же другие артефакта указываются – на Ангаре, в музеях Иркутска и Улан-Удэ). Спорным является расположение значка в Якутии, в пределах притока Вилюя – реки Мархи. Экземпляр, с 1930 г. хранящийся в Красноярском музее, по легенде был принадлежностью костюма якутского шамана из Мархинского улуса Вилюйского округа, однако предмет был получен от шамана на Таймыре [9]. Правда, в первичной инвентарной книге, где фиксировался момент поступления предмета на хранение в музей, такая информация отсутствует, и когда именно поступили сведения о якутском шамане, неизвестно. Нет упоминания и о том, каким путём бляха попала от таймырского шамана к тому, кто привёз её в Красноярск. Это тем более важно, поскольку в 1930 г. на Таймыре шла сплошная коллективизация после подавления туземных мятежей, в т.ч. и возглавляемых шаманами (владелец бляхи мог из страха или по иной причине сослаться на соплеменников из далёкого улуса, находящегося за 1500-1700 километров). В современной музейной информации есть пометка о том, что предмет поступил от М.И. Ошарова (партийно-советского деятеля, писателя; репрессирован и расстрелян в 1937 г.). Он работал в Туруханском крае: с 1919 по 1927 гг. - в Губернском Енисейском Союзе кооперативов в качестве инструктора-кооператора, в 1927-1931 гг. – в Туруханском Союзе кооперативов, много времени провёл в Эвенкии. Бляху с китоврасом М.И. Ошаров мог получить и на Таймыре, и в Эвенкии (эвенки обоих национальных округов имели родовые связи на Вилюе).

Картирование Окладниковым артефактов обнаруживает, по нашему мнению, специфическую систему. Дело в том, что ареал находок не хаотичен, он чётко вписывается в почти правильный эллипс (см. рис. 5) Оставим пока за скобками воронежский экземпляр, необычность и необъяснимость местоположения которого отмечается всеми исследователями.

Рис. 5

Аналогичных «крылатых кентавров с жезлом и щитом» за пределами эллипса никогда не было встречено в предполагаемых странах-источниках сибирских бронзовых зеркал – индоиранских и среднеазиатских государствах, Монголии и Китае (неизвестны таковые и по сей день, спустя 65 лет после публикации Окладникова). Но пусто и внутри! Если допускать распространение китоврасов (как это обычно принято) только торгово-ремесленным путём, то оно выглядит довольно странным. Логическое объяснение такому эллипсовидному расположению находок (исключая пресловутую «случайность») может быть одно: идеологическое и типологическое распространение китоврасов шло ИЗ ЦЕНТРА данного эллипса к его периферии, и графически этот центр попадает за линию Полярного круга, где-то на границе Эвенкии и Якутии или в самой Якутии, между истоками рек Оленёк, Марха, Муна. Возможное возражение, будто отсутствие находок внутри эллипса объясняется труднодоступностью, малонаселённостью территории, критики не выдерживает. К примеру, куда уж «труднодоступнее» островов Фаддея, почти самой северной точки Азии на безлюдном берегу Ледовитого океана, можно найти?

Что касается восточной части эллипса, то тамошние артефакты имеют столь явно выраженную, деградировавшую во всех смыслах иконографию по сравнению с исходным образом и даже очертаниями китовраса, что причина этого совершенно очевидна: такая степень искажения рисунка, символики и образности стала возможной благодаря довольно длительному преодолению копии китовраса-исходника по разным восточным направлениям именно через эту «пустую» зону на карте-схеме. Для тех краёв образ этот не просто «чужой», он – чуждый. В этом несложно убедиться, сравнивая, например, первые копии с оригинала (экземпляр Красноярского краевого краеведческого музея) и образцы из Восточной Сибири (рис. 6):

Рис. 6

Если экземпляр с юкагирского передника – это явно затёртая не первая копия с оригинала, попавшая сложными путями за Лену, обкатанная временем и поколениями, сохранившая следы неоднократно возобновляемых крепёжных отверстий, то более восточные образцы свидетельствуют о полной утрате смысла изображения. Последняя юкагирская бляха наглядно демонстрирует абсолютное непонимание чужеродного образа-оригинала, когда воображению зацепиться не за что, даже за образ кентавра (как, например, для европейцев). В этом случае работает уже только фантазия и идёт адаптирование образа в собственную систему мировоззрения. Магаданский экземпляр до наших дней, к сожалению, не сохранился, а юкагирские экземпляры хранятся в составе коллекции В.И. Иохельсона в Естественнонаучном Музее США (Музей натуральной истории, American Museum of Natural History, №№ 70/8362, 70/5210) [10].

Как раз по этой причине слишком грубой искажённости по отношению к оригиналу самые удалённые восточные находки можно пока исключить из рассмотрения (по степени деградации изображения они поданы на карте-схеме синим и чёрным цветом). В этом случае проявляется более интересная картина – находки практически вписываются в окружность (зелёный цвет), и предполагаемый центр смещается западнее, оставаясь в заполярье, попадая в Туруханский район или Эвенкию, чуть севернее устья реки Курейки (см. рис. 7). Вывод, который напрашивается: образ китовраса в такой иконографии не мог прийти из Китая, Ирана, Средней Азии, Новгорода и т.д., истоки его следует искать в пределах Таймыра и его южной окраины.

Рис. 7

Принципиально нового в данных построениях с гипотетическим центром ничего нет. О том, что в подобных случаях «настоящую родину следует искать посредине», писал уже цитированный нами академик А.Н. Веселовский в 1872 г. в «Славянских сказаниях о Соломоне и Китоврасе», приводя и точку зрения Бенфея, и своё личное убеждение [11]. Речь шла о проникновении литературных и устных произведений, чьи оригиналы в силу специфики отыскать трудно или даже невозможно. В нашем же случае эти «метки» материализованы – это не записи и устные предания, а подобные между собою бронзовые диски с китоврасами.

Конечно, эллипсы и круги можно было бы назвать лишь умозрительными построениями, предположениями и даже домыслами. Можно (как это часто практикуется) назвать возникновение подобных фигур «случайностью», ссылаясь на то, что продвижение русских в Сибирь и далее к Тихому Океану хотя и было неминуемо односторонним (с запада на восток), но слишком неравномерным, зигзагообразным, довольно продолжительным по времени и т.п. Потому и разбросало так неравномерно медальоны. Однако, реальные факты, и прежде всего – свидетельства самого китовраса, неумолимы. Даже простое предварительное сравнение иконографии известных музейщикам китоврасов чётко даёт понять – не было поступательного движения этих медальонов с запада на восток ни по северной окраине, вдоль берега Ледовитого Океана, ни южными трактами освоения Сибири и Дальнего Востока: ухудшение рисунка изображения, искажение его до полной деградации идёт и в западном – юго-западном, и в восточном – юго-восточном направлениях, следовательно, отправная точка этого распространения находится ориентировочно в Туруханском районе, Эвенкии или ещё севернее – на плато Путорана. Однако, как известно, никаких бронзолитейных или торговых центров в этих местах ни до XVII в., ни позже не было. Впрочем, как установил ленинградский археолог профессор Л.П. Хлобыстин, на Таймыре, в районе озера Пясино и др. местах, существовало немало очагов бронзолитейного производства, но было это… в V-IV вв. до нашей эры! Некоторые артефакты датируются временем до II-III вв. уже нашей эры. Но было ли кому и для кого делать такие изящные отливки в те времена? Или мы чего-то не знаем?

Далее. Так называемая «широта распространения» китоврасов ведёт себя довольно странным образом и при ближайшем рассмотрении оказывается слишком дискретной, неоднородной, разбитой на локальные, достаточно обособленные участки со своей спецификой, а точнее – закономерностями. Например, в Восточной Сибири, в небольшом тунгусском (байкальском) ареале между Ангарой и Киренгой известны лишь 4 экземпляра китоврасов, и это, как правило, хорошего качества круглые отливки, довольно крупного диаметра, но копий с них почему-то нет. А в Западной Сибири, в ещё меньшем по площади самоедско-остяцком районе вблизи заполярного Обдорска (Салехарда) обнаружено порядка двух десятков похожих бронзовых блях, но меньшего диаметра, среднего и плохого качества, а хороших крупных оригиналов нет. В то же время ещё западнее, за Уральским хребтом, на землях ненцев и коми, находки подобных блях единичны и не всегда качественны, зато обнаружено больше экземпляров той же иконографии, но в виде медальонов (со специальным верхним ушком для подвешивания изделия), худшего качества и меньшего диаметра.

Ни один из ныне известных науке фактов передвижения народов по Сибири, подтверждённый археологическими раскопками, ни одна теория (или даже гипотеза) миграций и переселений не может объяснить этот феномен. Кроме… кроме, разве что, периода «Золотой орды», да и то с большой натяжкой. Но это – как минимум XI-XIII век. Так же с большой долей воображения подходит и эпоха великого переселения народов из Сибири в Европу в промежутке с VI в. до н.э. по VI в. н.э. Но в эти версии никак не вписываются гипотезы о русских художниках и ремесленниках, а также торговцах, снабжавших азиатов своей продукцией, если это именно они были причастны к изготовлению и распространению бронзовых изделий с китоврасами. Зато воронежский китоврас неожиданно находит объяснение!

За несколько десятилетий, прошедших со времени составления А.П. Окладниковым карты-схемы, в музейных коллекциях и при проведении новых археологических раскопок были обнаружены ещё десятки «крылатых кентавров» - «китоврасов» (в короне, со щитом и жезлом) и «стрельцов-полканов» (в короне, с луком). Среди мест находок есть и прежние, и новые: это, прежде всего, север Таймыра – музеи Норильска, Дудинки и частная коллекция турбазы «Бунисяк», а также музеи Салехарда, Нарьян-Мара, Сыктывкара, Томска, Петропавловска-Камчатского, ГИМ и др., несколько опубликованных находок значатся в личных собраниях. Названные выше локальные отличия в размерах и качестве отливок с китоврасами проявились и во вновь обнаруженных экземплярах – они тоже между собой отличаются и по иконографии, и по диаметру, причём для всех блях без исключения характерна общая тенденция – чем меньше диаметр, тем ниже качество изображения. Подробный разговор об этих предметах ещё впереди, а пока посмотрим, как новые находки располагаются на прежней карте-схеме (рис. 8).

Рис. 8

В связи с выявленной закономерностью потери качества дисков мы позволили себе немного отредактировать параметры обновляемой схемы и ввели цветовую гамму – она поможет обозначить и места находок артефактов, и некоторые внешние различия (в частности, по величине – диаметру бляхи). Красный цвет соответствует самому крупному диску (110 мм, СПб), малиновый – 103-105 мм, оранжевый – 102-103 мм, жёлтый – 99-100 мм, зелёный – 95-97 мм, синий – 90-94 мм, чёрный – 82-88 мм, серым цветом помечены диски с деградировавшим изображением (85-95 мм). При этом нужно отметить, что некоторые бляхи исполнены в виде медальонов и имеют петлю-ушко, однако в названных нами размерах данный вид крепления не учитывается.

Получившаяся карта-схема не только полностью подтверждает наше логическое предположение о наличии некоего центра распространения блях с китоврасами, но и даёт наглядное представление о путях их вероятного распространения. Общее количество находок медальонов среднего и плохого качества в районе Салехарда увеличилось почти втрое, несколько экземпляров обнаружилось вблизи – на полярном Урале и чуть западнее. Поразительным открытием является тот факт, что самые крупные и самые качественные экземпляры блях обнаружены на Таймыре, да к тому же тяготеют они именно к предполагаемому центру. На их фоне четыре диска небольшого диаметра (три из них низкого качества), бытовавшие в этих же местах, но генетически никак не связанные с крупными экземплярами, смотрятся явлением вторичным, другого порядка, и, очевидно, имеют другие причинно-следственные связи.

Предварительное, поверхностное сравнение всех известных ныне бронзовых блях тоже добавило ряд доказательств жизненности гипотетического центра, который некогда существовал. Два экземпляра, хранящиеся сейчас в Красноярском музее, были в своё время доставлены с Таймыра (один из артефактов – из разряда очень крупных, второй по величине среди всех). Экземпляр из музея в Петропавловске-Камчатском по сумме внешних признаков выказывает тесное родство, генетическую связь с экземплярами, которыми владели ламуты, юкагиры. Воронежский китоврас имеет специфический признак, характерный только для 4-х экземпляров из небольшого ареала (окрестности Салехарда и примыкающая к нему часть Полярного Урала). Тобольский диск оказался двойником салехардского, а китоврас с Дубчеса (хранится в Эрмитаже) – единственной копией с единственного таймырского оригинала (хранится в частной коллекции «Бунисяк»). Становится понятным, в каком направлении надо искать объяснение того, как 2 довольно крупных экземпляра оказались в районе Байкала.

Однако, прежде, чем делать определённые выводы, необходимо рассмотреть вопрос, неразрывно связанный с проблемой распространения китоврасов и затрагиваемый практически всеми исследователями. Речь идёт о так называемой «массовости» изготовления этих блях – нужно попытаться, насколько возможно, определить её характер, возможный объём, причины, истоки, исполнителей и т.д., ведь всё это относится к выявлению маршрутов, которыми путешествовал китоврас по Сибири и Дальнему Востоку.

Этому и будет посвящена следующая часть статьи.

Список музеев и организаций, участвующих в исследовании, правообладателей предметов и публикуемых изображений:

МБУК «Юрьев-Польский историко-архитектурный и художественный музей» (г. Юрьев-Польский), Российский государственный музей Арктики и Антарктики (г. Санкт-Петербург), Воронежский областной краеведческий музей, Национальный музей Республики Коми (г. Сыктывкар), ГБУК «Историко-культурный и ландшафтный музей-заповедник «Пустозёрск» (г. Нарьян-Мар), Ямало-Ненецкий окружной музейно-выставочный комплекс им. И.С. Шемановского (г. Салехард), Тобольский государственный историко-архитектурный музей-заповедник (ТГИАМЗ), Красноярский краевой краеведческий музей, КГБУК «Таймырский краеведческий музей» (Дудинка), Государственный музей истории освоения и развития Норильского промышленного район (Норильск), частный этнографический музей «Бунисяк» (О.Р. Крашевский, НПР), Иркутский областной краеведческий музей, ГУК Музей истории Бурятии им. М.Н. Хангалова (г. Улан-Удэ), КГБУ Камчатский краевой объединённый музей (г. Петропавловск-Камчатский), ФГБУК «Новгородский государственный объединённый музей-заповедник» (НГОМЗ), ГУК «Оренбургский губернский краеведческий музей», Геологический музей при ООО «Норильскгеология» (г. Талнах-Норильск) и др.

Информационная поддержка на разных этапах:

Государственный Русский Музей (г. Санкт-Петербург), Институт истории материальной культуры РАН (г. Санкт-Петербург), Государственный исторический Музей (Москва), Научно-исследовательский институт и Музей антропологии МГУ (Москва), ФГБУН Институт истории и археологии Уральского отделения РАН (г. Екатеринбург), Музей истории и этнографии (г. Югорск), МОГ КУК «Магаданский областной краеведческий музей», ОО НИЦ «Сибирская Прародина» (г. Томск), ООО «Химико-аналитический центр «Плазма» (г. Томск).

Источники:

  1. Савельев А.И. Несколько неразрешенных историко-географических воп-росов. // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. Т. 37 (июль). СПб, 1889. С. 161-165.
  2. Зверев С.Е. Воронеж на XII археологическом съезде. Труды Воронеж¬ской ученой архивной комиссии, вып. II, 1904, С. 154-156.
  3. Окладников А.П. Бронзовое зеркало с изображением кентавра, найденное на острове Фаддея // Советская археология, т. XIII, 1950, с. 139-172.
  4. Окладников А.П. Русские полярные мореходы XVII века у берегов Таймыра. Изд-во Главсевморпути. М-Л., 1948, С. 101-102.
  5. Окладников А.П. Бронзовое зеркало…, с. 170.
  6. Окладников А.П. Археология Сибири // Вестник РАН. Т. 38, 1968, № 6, с. 80.
  7. Савельев А.И. Op. cit. С. 164.
  8. О. Финш и А. Брэм. Путешествие в Западную Сибирь, М., 1882, с. 374, прим. 1.
  9. Красноярский Краевой Краеведческий Музей, опись предмета № Э-171-1.
  10. Фото юкагирских блях любезно предоставлены нам Отделом антропологии Американского музея натуральной истории (AMNH, USA), кат. № 70/8362 и 70/5210. Выражаем персональную благодарность сотрудникам музея: хранителю коллекции Азиатской Этнологии Л. Кендаллу (Dr. Laurel Kendall, Curator of Asian Ethnology) и системному менеджеру Б. Ландуа (Barry Landua, systems Manager/Manager of Digital Imaging).
  11. Веселовский А.Н. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине. СПб, 1872, с. 5-6 и пр.

Изображения музейных предметов приводятся в рамках исследования, по вопросу использования данных изображений необходимо обращаться в музеи-правообладатели.
Любое цитирование данного материала должно содержать в себе ссылку на первоисточник.


Авторизация